Айседора Дункан
в воспоминаниях современников
В то время, как в Москве отгремела премьера нового балета Владимира Варнавы «Айседора», мы решили обратиться к истории и вспомнить, как о реальной Айседоре отзывались критики и современники.

Материал подготовила Марина Зимогляд
«Новости дня», 1903
«Весь Берлин» рвется в настоящее время в новый королевский оперный театр любоваться новым оригинальным искусством, созданным молодой шотландской, мисс Изадорой Дункан.
Это что-то совсем невиданное; живые картины — не живые картины, танцы — не танцы. В то время как наши балерины танцуют под музыку или изображают картину, мисс Дункан «танцует музыку» или «танцует живопись» ― как ни странно, как ни дико такое сочетание понятий.

«Вчера в большом зале Консерватории, появилась перед московской публикой прославленная знаменитость, мисс Дункан. Она прославилась не столько талантом, сколько оригинальной манерой танцевать босиком. С таким талантом и такой манерой мисс Дункан появилась в Москве. Реклама сделала свое дело. Зал консерватории был вчера переполнен блестящей великосветской публикой.
Встретили мисс Дункан скромно, но потом аплодировали, хотя трудно решить за что, ― за красоту, за пластичные ли позы, которыми она иллюстрирует музыкальные произведения великих музыкальных мастеров, или же за то, что она танцует босиком, в очень легкой, почти сквозной тунике».
«Московский листок», 1905
«Г-жа Дункан, без всякого сомнения, представляет светлый и жизненный луч в сером и мертвом царстве современного балета»

 — «Новое время», 1907

Фото — Айседора на пляже, 1903, PHOTOGRAPH BY RAYMOND DUNCAN, from Deutsches Tanzarchiv, Cologne.
Я попал на концерт Дункан случайно, ничего дотоле не слыхав о ней. Поэтому меня удивило, что в числе немногочисленных зрителей был большой процент скульпторов с С. И. Мамонтовым во главе, много артисток и артистов балета, завсегдатаев премьер или исключительных по интересу спектаклей. Первое появление Дункан не произвело впечатления.

Непривычка видеть на эстраде почти обнаженное тело мешала разглядеть и понять самое искусство артистки. Первый, начальный номер ее танцев был встречен наполовину жидкими хлопками, наполовину брюзжанием и робкими попытками к свисту. Но после нескольких номеров-танцев, из которых один был особенно убедителен, я уже не мог оставаться хладнокровным к протестам рядовой публики и стал демонстративно аплодировать.
Константин Станиславский
(«Моя жизнь в искусстве»)
Режиссер
Философ и публицист Василий Розанов в 1909 году опубликовал эссе «Танцы невинности», в котором с грубоватой непосредственностью описал танцы Дункан.
Любопытно, что в самом начале Розанов оговаривается, что видел Айседору три-четыре года назад, когда она впервые появилась в Петербурге, но в силу «невыносимо высоких цен» сидел высоко, и решительно ничего не рассмотрел, кроме силуэта носящейся по сцене женщины. И вот теперь, рассмотрев все как следует, Розанов пишет:

«Во 2-м ряду кресел я увидел красивую фигуру г. Станиславского, и на мой вопрос мне сказали, что он посетил все представления г-жи Дункан, не пропустив ни одного. <…>
И вот выходит Дункан с босыми ногами. Ноги в самом деле босые, и полупрозрачный хитон серого или вяло-желтого цвета, скорее грязного или пепельного, дает видеть ногу до колен, даже когда она недвижна. Это — узловатые, худые, крепкие ноги, с дурной кожей, не чистой и отнюдь не белой. И лицо некрасиво, а ноги и совсем нехороши: европейские, немецкие ноги, которые вот древним искусством зарабатывают себе хлеб. <…>

Рисунок — Van Dearing Perrine
И вот поднимается солнце, древний Гелиос (лампа в переднем углу сцены, задрапированная, так что видны только льющиеся лучи света)… Это приводит ее в такой восторг, что она начинает скакать навстречу лучам, точно ловя их руками и вскидывая высоко ноги, точно и ими хочет захватить луч в самое существо свое…
<…>
Небольшие разрезы хитона Дункан разлетались, она именно точно охватывала лучи ногами, чуть-чуть их закругляя в движении, и взбрасывала очень высоко, почти выше живота. Все становилось грубо, сильно, со страшной энергией, — и бедра, очень красивы, обнажались во всю полноту свою, почти до крупа.
<…>
И эти пляски женщины, и без пудры и без трико, в силу отсутствия умысла и намеренности остались так невинными и чистыми, хотя в то же время были физиологичны, как остается невинно одинокое купанье девушки и вообще невинна вся физиология без зрителя.
<…>
Танцуешь не потому, что «научился» танцовать; но сам танцуешь, изобретаешь танец. Дункан и показала эти первые танцы, ранние, как утро, «первые», как еда и питье, «не изобретенные» — тоже как питье и пища, а — начавшиеся сами собою, из физиологии человека, из самоощущения человека!"
«Русское слово», 1909
«Сегодня в Малом театре во время танцев Айседоры Дункан на музыку Шопена в одной из боковых лож все время раздавался смех и громкие разговоры.
Айседора Дункан вдруг остановила оркестр и с нескрываемым раздражением обратилась к публике на французском языке приблизительно с такими словами: ― Я ничего не имела бы против того, если бы публика мешала танцевать мне, Дункан, но когда публика мешает Шопену, то я должна протестовать».
Леон Бакст нарисовал набросок Дункан на Лидо, куда съехались отдыхать все знаменитости, и, отвечая на вопрос корреспондента о сложении Дункан, ответил:


— Очень красивы у нее ноги, особенно коленные чашки. Самое слабое место — верхняя часть спины. Там какая-то досадная выпуклость, совершенно расходящаяся с античными образцами.
«Ранней весной 1921 года на зареве большевистского горизонта, над морем крови и слез появился беспечный образ легкомысленной Айседоры Дункан. Кто сосватал это сближение, но только в одно прекрасное утро трубный глас советских газет возвестил новую победу коммунистической культуры: знаменитая Дункан приезжает к нам, чтобы нас ублажать и учить наших пролетарских детей. Луначарский поместил несколько статей о великой танцовщице, которая приносит русскому пролетариату бесценный дар своего искусства. Он объяснил читателю-пролетарию все значение, художественное, гуманитарное и социальное, этого события».
С. М. Волконский. Мои воспоминания. Том 2 (1923−1924)

Фото из журнала Le Theatre et Comedia Illustré, 1 nov. 1924.
Тогдашние мои впечатления от этой удивительной артистки были и новы, и свежи. Дункан удалось в танцах подойти к природе, к ее чарующей чистоте. Она, быть может, впервые в наши дни показала в благородном применении женское тело. Дункан, тогда еще молодая, показалась мне артисткой одного порядка с Дузе, Девойодом, нашим Шаляпиным. Как она «иллюстрировала» своими танцами Шопена, это меня мало занимало. Своим появлением она внесла в мир хореографии чистую струю воздуха. Смотреть на нее в те далекие дни доставляло такое же радостное чувство, как ходить по молодой травке, слушать пение соловья, пить ключевую воду…
М. В. Нестеров. О пережитом. 1862−1917 гг. Воспоминания (1926−1928)
«В конце 1921 года в Москву, в погоне за убывающей славой, приехала Айседора Дункан. Она была уже очень немолода, раздалась и отяжелела.
От „божественной босоножки“, „ожившей статуи“ ― осталось мало. Танцевать Дункан уже почти не могла. Но это ничуть не мешало ей наслаждаться овациями битком набитого московского Большого театра.
Айседора Дункан, шумно дыша, выбегала на сцену с красным флагом в руке. Для тех, кто видел прежнюю Дункан, ― зрелище было довольно грустное».

Г. В. Иванов. Петербургские зимы (1949−1952)

«Сейчас передо мной стояла довольно уже пожилая женщина, пытавшаяся, увы, без особенного успеха, все еще выглядеть молодой. Одета она была во что-то прозрачное, переливавшееся, как и халат Есенина, всеми цветами радуги и при малейшем движении обнажавшее ее вялое и от возраста дряблое тело, почему-то напомнившее мне мясистость склизкой медузы. Глаза Айседоры, круглые, как у куклы, были сильно подведены, а лицо ярко раскрашено, и вся она выглядела такой же искусственной и нелепой, как нелепа была и крикливо обставленная комната, скорее походившая на номер гостиницы, чем на жилище поэта. По-русски Дункан знала всего несколько слов: „красный карандаш“, „синий карандаш“, „яблоко“ и „Луначарский“, которые произносила, как ребенок, забавно коверкая и заменяя одну букву другой. Дункан говорила вяло, лениво цедя слова, о совершенно различных вещах. О том, что какой это ужас, что она пятнадцать минут не целовала Есенина, что ей нравится Москва, но она не любит снег, что один русский артист обещал ей подарить настоящие petit traineau и еще что-то, все в том же кокетливо-наивном тоне стареющей актрисы».

(Бабенчиков М. В. Сергей Есенин // С. А. Есенин в воспоминаниях современников: В 2-х т.)
Дата публикации: 24 сентября 2018 года